Я вздохнул. С Эндором, собратом-амалатианином, я мог работать. Шонгард представлял собой фанатичного монодоминанта и, на мой взгляд, лишнюю обузу. А Конрад Молитор был из того сорта радикалов, которым, по моему мнению, и вовсе нет места в Ордене.
— Это необычно, — сказал я.
— У всех свои причины, — заметил Эндор. — То, что выявила ваша с Воком деятельность здесь, представляет собой кусок огромной головоломки, связанной с множеством различных дел и расследований. Две недели назад я сжег еретика на Мариам и в его вещах обнаружил документы, связывавшие его с семьей Гло. Шонгард занимается выслеживанием источника богохульных текстов, которые, как он уверен, первоначально попали в субсектор в трюмах торговцев из Гильдии Синезиас. Молитор… Кто его знает, над чем он работает, но это тоже как-то связано.
— Иногда, — сказал я, — мне кажется, что мы работаем друг против друга. Сейчас многое вышло наружу. И ты только взгляни! У всех нас есть частички одной и той же тайны. Ведь вполне возможно, что мы могли захватить этого противника и разрушить созданную им структуру еще месяц или даже два назад, стоило нам только обменяться информацией.
Эндор рассмеялся:
— Грегор, ты подвергаешь сомнению методы работы Священной Инквизиции? Методы, сложившиеся столетия назад? Ты сомневаешься в побуждениях наших собратьев по Ордену?
Я знал, что он шутит, но ответил серьезно:
— Я порицаю систему, которая приводит к тому, что мы не доверяем даже друг другу.
Мы спускались в глубины тюремного блока.
— Что с Гло?
— Ничего не говорит, — сказал Эндор. — Под пытками, которые к нему применяют, ломалось большинство еретиков. Во всяком случае, они почти всех заставляли умолять о пощаде или пытаться наложить на себя руки. А этот сопротивляется и, можно даже сказать, сохраняет хорошее настроение. По-прежнему высокомерен, словно надеется победить.
— И он прав. Мы ни за что не подпишем приказ о его уничтожении до тех пор, пока не узнаем его тайн.
Люди Вока трудились над Гло в вонючей камере, стены которой были выкрашены в красный цвет. От Уризеля остались только искалеченные останки, жизнь в которых поддерживалась исключительно мастерством палачей.
Извлечь признание из еретика — это величайший долг инквизитора, и, на мой взгляд, допустимы любые методы, но этот вариант просто бесполезен. На их месте я бы прекратил пытку еще несколько дней назад. Одного взгляда хватало, чтобы понять, что Уризель Гло не намерен говорить.
Я оставил бы его в покое на несколько долгих недель. Несмотря на все муки, постоянное внимание придавало ему сил, так как демонстрировало, в сколь отчаянном положении мы находимся. Тишина и изоляция сломили бы его быстрее.
Инквизитор Шонгард отстранился от стола, к которому был привязан Гло, и стащил хирургические перчатки. Он был широкоплечим человеком с жидкими каштановыми волосами и черной металлической маской, хирургически вращенной в его лицо. Никто не знал, скрывает ли она следы какой-то серьезной травмы, или же это сделано из любви к эффектам. Сквозь прорези маски на нас с Эндором уставились нездоровые и налитые кровью глаза.
— Братья… — прошептал он. По-моему, он никогда не говорил даже вполголоса, только вкрадчивым, пугающим шепотом. — Его упорство сильнее, чем когда-либо мною виденное. Мы с инквизитором Воком пришли к выводу, что сознание еретика прошло очень серьезную тренировку, что позволяет ему игнорировать наши манипуляции. Были применены ментальные зонды, но и они ничего не дали.
— Возможно, стоит попросить Астропатический Анклав обеспечить нас помощью одного из первоклассных специалистов, — сказал Вок, выходя из-за моей спины.
— Не думаю, что на его сознание поставлен какой-либо блок, — сказал я. — Вы бы нашли следы такой обработки. Да и он тогда молил бы нас остановиться, потому что знал бы, что не может дать нам ответ.
— Ерунда, — прошептал Шонгард. — Ни один нормальный человек не выдержал бы такого.
— Иногда у меня возникают сомнения, знают ли мои собратья хоть что-нибудь о человеческой природе, — мягко ответил я. — Этот человек — фанатик. И к тому же благородного происхождения. Он видел тьму, которой мы так боимся, и знает ее мощь. И ее лживых обещаний достаточно, чтобы держать рот на замке. — Я подошел к столу и посмотрел в лишенные век глаза Гло. Когда он улыбнулся мне, на его ободранных губах запузырилась кровь. — Ему обещано падение миров, уничтожение миллиардов. Он кичится этим. То, за чем устремились Гло, столь велико, что ничто иное не имеет для него значения. Я прав, Уризель?
Он забулькал.
— Это для него лишь временные трудности, — произнес я, презрительно отворачиваясь от еретика. — Он продолжает упорствовать, потому как считает то, что ждет его впереди, достойным любых мучений.
Вок фыркнул:
— И что это может быть?
— Мне слова Эйзенхорна кажутся убедительными, — сказал Эндор. — Гло будет защищать свою тайну, что бы мы ни делали, поскольку эта тайна обещает ему возместить все потери тысячекратно.
Лицо Шонгарда под маской явно скривилось в сомнении.
— Поддержу брата Вока. Какая награда может стоить длительного общения с лучшими мясниками Инквизиции?
Я не стал отвечать. Ответ мне был неизвестен, хотя у меня сложилось представление о масштабах заговора.
И мысли об этом леденили мою кровь.
Если у меня и оставались какие-то сомнения в том, что верхушка Гло уцелела, то их полностью рассеяла следующая неделя. По мирам субсектора прокатилась волна диверсий с использованием взрывчатки, токсинов и пси-оружия. Мрачные ячейки зла, скрывавшиеся в Имперском сообществе вылезали на свет, подвергая себя риску обнаружения. Ими словно дирижировала какая-то сила. Кто-то вроде лорда Гло и его сообщников, избежавших уничтожения. А может (и я все больше и больше склонялся к этой версии), они являлись только частью незримой правящей элиты, которая теперь мобилизовывала силы своих тайных дочерних культов на двух дюжинах миров, готовя революцию.